за собой аппаратуру по обнаружению радиоактивных материалов, он предчувствовал, что их усердие добром не кончится. Украина как естественная часть великой страны никогда не унизится до положения колонии. Сопротивление будет нарастать. Но чтобы три американских офицера подорвались на мине и сразу же утонули, не оставив никаких следов, тут что-то не то.

— А кому могут потребоваться мои показания?

— Секретарю посольства, — мгновенно ответил Славко Тарасович. Видимо, легенда уже была продумана. — Ты, Ваня, назовешь каменоломни, где вам довелось побывать, где для экспедиции «Экотерры» наши саперы обезвреживали местность.

— А если саперы откажутся свидетельствовать?

— Это же армия, Ваня! Насчет боеготовности уже не ручаемся, а вот насчет дисциплины, пока слава богу. Офицеры-воспитатели, в прошлом замполиты, дело свое знают. И хлопцы знают, что показывать. А ты как человек самой гуманной профессии… дашь показания со слезой во взоре. Гонорар: десять тысяч долларов, включая мою позычку.

Предложение было заманчиво. Но согласиться, значит, подставить себя. А это никак не стыковалось с главной задачей.

«Черт бы побрал этого Ажипу!» — в сердцах выругался Иван Григорьевич. Славко спасал свою шкуру или, как в верхах говорят, свое реноме, но ставил под удар друга, щедро кидая наживку: десять тысяч.

«Дешево закладывает, — рассудил старый разведчик. — Это недельный заработок американского генерала. Но коль кидает такую наживку, значит, еще не знает, кем я был в Америке».

Так, рассуждая, Иван Григорьевич прикидывал: прощупать бы мэра, насколько он осведомлен о характере деятельности инофирм в своем городе.

— Я так понимаю, назревает международный скандал… Кто-то из громадян наколол трех церэушников… В Грузии пристрелили одного и то пучеглазый чуть ли не на коленях ползал перед секретарем посольства, извиняясь за содеянное.

— Так то Грузия, Ваня, она в три раза меньше, — проронил Ажипа, давая понять, дескать, это только цветочки.

По сумрачному выражению его лица Иван Григорьевич читал: мэр вроде и сожалеет о случившемся, как-никак американцы, отдавшие богу душу, работали под «крышей» фирмы, а фирма находится в его городе. В случае чего, американцы ему припомнят.

— Я так понимаю, — повторил свою излюбленную фразу Иван Григорьевич, — на мину что-то их навело.

— Ты, Ваня, правильно понимаешь… Видишь ли, наши дуболомы захотели подзаработать. Выследили, схватили. Намеревались сработать по-чеченски — получить выкуп. А те от страха в штаны наложили, признались, что они, все трое, офицеры, убивать их нельзя, так как находятся под защитой нашего рыжего президента… Идиоты! Что для наших дуболомов наш президент? Сегодня он рыжий, завтра — коричневый… Дуболомы и прижали: а что вы, голубы, потеряли у нас на Украине? Ну, то да се. Спрашивали с пристрастием. Оказывается, эти янки нам голову морочили…

— Дружно заговорили?

— У Вити Кувалды, Ваня, и мертвый заговорит. Он для них, для острастки, приготовил электрический стул. Примитивный, конечно. Он слышал, что в Америке таким способом поджаривают негров.

— Сжигают, — уточнил Иван Григорьевич, — и не только негров.

Славко Тарасович, видимо, не понял уточнения, возразил:

— Нет, эти оглоеды во главе с Витей решили их медленно поджаривать. И уже было начали со старшего.

— И в чем Джери признался?

— Сказал, что по заданию своего командования они ищут припрятанные ядерные боеприпасы.

— Ядерные? — Иван Григорьевич разыграл изумление. Славко Тарасович посмотрел на школьного товарища как на недоросля:

— Был бы ты, Ваня, разведчик, сообразил бы: ну на кой хрен составителям атласа грунтов дозиметрическая аппаратура? А этот, брат, компас, все, что альфа, бета, гамму излучает, фиксирует.

— И зафиксировали?

— Зафиксировали и на карте показали.

— Теперь они знают?

— Знают, сволочи, — и усластил это слово матерком. — В нашей державе, Ваня, ничего нельзя спрятать… Думали, будем суверенными, убежали от России. А нас, оказывается, Горбачев передал пастухам заокеанским.

Славко Тарасович еще выпил. Его речь по стилю и словарному богатству напоминала экспромты бывшего секретаря обкома (в Прикордонном о нем ходили анекдоты, его речь всегда была пересыпана матерком, как сало перцем).

Не кто иной, как сам Славко Тарасович, еще при первой встрече пародировал последнего единоличного хозяина области: «Иду я, бля, а навстречу моя мать, бля. Она, бля, говорит мне, бля: твоя жена, бля, с твоей сестрой, бля, заняли очередь и на тебя, бля. А то продавщица, бля, в одни руки, бля, дает одну бутылку, бля».

Вроде и не пьянел Славко Тарасович, а ругался как неостограммленный алкаш у закрытого магазина. Секретарю обкома было простительно, он был хозяином области, но Славко Тарасович был только мэром.

Удивляло, что у пьяного мэра речь была трезвой, обдуманной, как у тертого дипломата.

— Ну, так как, Ваня, выручим наших дуболомов? Это Витины хлопчики. В случае чего, они тебя тоже выручат. Как о наших предках писал наш любимый классик: нет уз святее товарищества. Эти узы в наших генах. Согласен?

— Согласен, — кивнул Иван Григорьевич. — Но ты сначала ответь мне на один вопрос: что с патронным? Кто его покупает или перекупает?

— Один кавказец.

— И вы, акционеры, продадите?

— Сделка заманчива.

— И опасна?

Mэp скрывать не стал:

— Лично для нас, главных акционеров, да. Рабочие зверем смотрят. Это же бочка с порохом. Спичку им давать нельзя… А ты, Ваня, можешь своих друзей успокоить: мы не русские, кавказцев над собой не потерпим. Мы, брат, блюдем национальный интерес.

— А при чем тут мои друзья?

— Тогда зачем спрашиваешь?

Нет, Славко был трезв, как старообрядец, и, как лиса, хитер: при любой власти он будет в руководящем кресле.

— Ну, так как, выручим?

Ответ он требовал, как сдачу с крупной купюры. Положительный ответ давать не хотелось.

— Славко, — сказал Иван Григорьевич. — Ты меня пойми правильно. Когда я лежал в больнице, кто-то хотел меня нашпиговать лекарствами, чтобы я ничего не помнил. Ты об этом слышал?

— Слышал. Но уже после того, как придушили Паперного… Ты не делился с ним соображениями, что ищут американцы?

— Нет.

— А может, он и без тебя знал?

Славко Тарасович выжидательно смотрел в непроницаемо голубые глаза собеседника, на поднятой вилке, как точку сосредоточенности, держал соленый грибок. Так неврапатолог держит перед взором пациента никелированный молоточек.

Иван Григорьевич выдержал взгляд. Прежде чем ответить, спросил:

— Кто к ним приезжал на похороны? Я имею в виду из Тель-Авива.

— Сын. Остап.

— А где Остап служит?

— В армии.

— В МОССАДЕ. Он мог с отцом толковать по делам своей службы?

— Мог.

— Таким образом, это если не его заработок, то заработок его сына.

— Вполне возможно… Но зачем ему это? Можно же влипнуть. А у него был крепкий заработок на проститутках. Мы ему не мешали… Впрочем, на подобных заработках держится вся наша медицина… Не пойму, зачем Рувиму Туловичу нужно было трепаться о деятельности «Экотерры»?

— А кто